Первые занятия

Стоматологический факультет в 70- е годы двадцатого столетия занимал по своим достоинствам последнее место в Омском государственном медицинском институте им. М. И. Калинина. Сейчас имя Калинина напрочь истерли из скрижалей истории, но в те времена, когда властвовала марксистко-ленининская идеология, любой из «революционеров», бравший «Зимний», был более почитаем, чем Господь Бог в церкви. Да, простит меня Иисус Христос.

Стомфак это был факультет, собиравший, все студенческие отбросы, неудачников, двоечников, колхозников, переростков, армейцев и всех, не проходивших на должность врача-терапевта или врача-хирурга.

Сюда, как правило, переводили всех абитуриентов, не набравших нужного балла с лечебного или педиатрического факультетов. Поэтому по своему качественному составу студентов, по учебе, дисциплине и другим социалистическим показателям, факультет вечно был на последнем месте. Даже санитарно-гигиенический факультет стоял выше в институтской иерархии, чем стомфак.

Это сейчас стоматологический факультет считается наиболее престижным и дорогим факультетом, но повторяю, тридцать лет назад было все наоборот. Если на лечебно-профилактический факультет поступали дети заведующих кафедр и профессоров и стремились передать по наследству свои опыт и знания вместе с кафедрой, то стоматология была прибежищем иногородних, сельских абитуриентов, а также имеющих аттестат между тройкой и четверкой.

Сейчас времена изменились. Санфак закрыли (вернее его переименовали), а на стоматологический факультет - самый высокий конкурс. Романтика врача-хирурга и педиатра - бессребреника уступили место доходности профессии и получения материального достатка. А стоматологи всегда были при деньгах. Особенно стоматологи - ортопеды.

В то время, из уст в уста передавались всевозможные истории о богатых зубных врачах и зубных техниках, наживающихся на несчастии честных тружеников и вставляющих им золотые зубы по баснословной стоимости. К моменту поступления в ВУЗ, я естественно слышал об этих историях, но кто и как там наживался, не имел ни малейшего понятия. Об этом я узнал подробнее, когда уже стал обучаться на стоматологическом факультете.

Представления же не было никакого о стоматологии. Фантазии дальше удаления зубов и «плумбирования» не распространялись. Понятия о том, что стоматологи делают также и сложные пластические операции: наращивают носы, удаляют опухоли, мастерят челюсти из ребер и пришивают слишком оттопыренные уши к голове об этом я вычитал в фойе института, где висела профессиональная стенгазета, рассказывающая о профессии стоматолога. Выбор был сделан и после некоторых раздумий, подумал и подал я документы на стоматологический. Одна стенгазета полностью перевернула во мне твердое убеждение о том, что надо было поступать на лечебный факультет. Родители всю жизнь мечтали, что их сын будет хирургом, будет резать и кромсать своих пациентов, возвращая их к жизни, а тут – какие-то зубы, да еще пораженные кариесом.

Все-таки, не зря, большевики придавали большое значение стенной печати. Ряд любительских фотографий и рукотворных статей на «ватманском» листе в полутемном коридоре, сделали больше, чем вся предыдущая агитация, посредством справочников, печатных изданий и разговоров с врачами.

По результатам вступительных экзаменов я набрал 19 баллов из 20 возможных. Хотя достаточно было набрать всего 14 баллов, т.е. сдать на две тройки и две четверки. С такими баллами мне была прямая дорога на лечебный факультет, где проходной балл был равен 18, но выбор был сделан.

На собеседовании, после сдачи экзаменов, меня спросили, какой общественной работой я занимался в школе. Наряду с множеством общественных поручений я упомянул, что был старостой в классе. Этому факту не придал особого значения, а вот когда пришли 1 сентября на занятия, то узнал, что меня назначили старостой группы и на этом посту я «прослужил» до окончания института.

После зачисления, надо было за несколько дней до занятий, придти в институт и узнать в какую группу тебя распределили. И вот, когда я пришел в институт и стал искать свою фамилию среди списков поступивших, то нигде ее не нашел.

Холодный пот прошиб меня. Несколько раз лихорадочно читал списки снова и снова, и не находил.

• Что делать? Куда идти? У кого спрашивать? Может, забыли или на другой факультет перераспределили? – лихорадочно думал я. В этих случаях, говорят, можно всю свою жизнь вспомнить.

• Да, ты не расстраивайся, – посоветовал мне один студент – иди в деканат и там все выясни.

Побежал в деканат, а там очередь из таких же, как я горемык, видно тоже не всех попавших в списки, и хотевших узнать по какой - такой причине. Со многими были родители, переживающих больше за своих чад, чем сами несостоявшиеся студенты. Очередь дошла и до меня. Вошел в деканат. За одним столом сидит симпатичная девушка, секретарь, за другим столом какой-то хмурый мужчина, как оказалось декан – Вячеслав Иванович Карницкий.

• По какому вопросу? – спросила меня секретарь Ольга Анатольевна, - что бы вы хотели узнать?

• Да, вот, скажите, почему меня нет в списках поступивших студентов, – проблеял я, – нигде не нашел.

• Как это не нашли, Попов, я сама лично помню, печатала вас, смотрите внимательно.

•  

С души, как камень сняли, рванул вниз в вестибюль, где вывешены списки и среди двух листков, прикрепленных внахлест друг к другу и нашел, свою фамилию.

-Ура! Я поступил! Я студент! – мысленно орал про себя. На ум пришла сразу же давно известная студенческая песня, знакомая мне еще со школьной скамьи, на музыку песни Владимира Высоцкого «Здесь, вам, не лавина…»:

«Здесь, вам не школа, здесь институт!

Здесь по головке не гладят, а бьют.

Здесь, ты не просто так, а студент.

По целым суткам не ешь и не пьешь

Одними знаниями только живешь!

Умрешь, не поставят тебе монумент!»

И вот первая встреча с группой. Друг на друга смотрим недоверчиво, не знаем и о чем говорить. Но были среди нас и бывалые студенты, которые уже учились в институте, но по ряду причин были исключены, не проучившись и года. Надо сказать, что раньше студентов исключали из мединститута «пачками». Вот, к примеру, на первый наш курс стоматологического факультета поступило 187 человек, а закончили 128 человек. Очень много брали кандидатами и при приеме в 150 человек, всегда набирали больше. После первых же трех курсов основная масса бездельников, лодырей и просто дураков с деревни и города безбожно исключалась. А вот оставшаяся масса умников, но таких же лодырей и разгильдяев, заканчивала «Alma Mater».

Юра Коршунов и Саша Макушин, как раз «успешно», проучившись один год на санитарно-гигиеническом факультете, ушли с первого курса, объясняя нам причину, что «не захотели проверять уборные и помойки». В дальнейшем мы выяснили причину, по которой наши друзья не захотели «проверять помойки» - академическая задолженность. Эта основная причина и вынуждала студентов раньше времени покидать стены мединститута. Кочующаяся байка, про студента мединститута, дескать, бросившего институт из-за анатомки, миф, который удобно рассказывать в кругу своих друзей на старости лет.

• Ой, братцы, так и не сумел я привыкнуть к трупам. Как тошнило, мутило, в обморок падал, вот и пришлось бросить институт – рассуждает несостоявшийся врач.

Если же и тошнило и мутило, то только с похмелья, а не от вида трупов. А, что исключали из института, так это не от вида трупов, а от незнания анатомии, которая, мягко сказать, не всем студентам давалась. Ну, не было «тяму» у студента на эту науку. Такие предметы и науки, как анатомия, химия, фармакология и являлись тем фильтром, через который и отбраковывались неудавшиеся студенты. Ведь недаром среди студентов мединститута ходила следующее выражение:

«Анатомию сдал – студент, фарму сдал можно жениться!»

Эту заповедь не все выполняли, потому, что свобода нравов в мединституте не располагала к ранней женитьбе и связыванием себя брачными узами. Правда, были и у нас ранние браки, которые, зародившись на первых курсах, благополучно расторгались на последнем.

Витя Коршунов любил рассуждать о правилах обучения в мединституте.

• Значит так ребята, на лекции можно не ходить, все это можно прочитать в учебнике – глубоко затянувшись сигаретой, и выпуская дым из ноздрей, как «Сивка - Бурка», разглагольствовал он. – Правда, желательно не попадаться на проверках, потому, что если поймают два раза, то могут лишить стипендии, а если и больше, то и выгонят из института.

Я, уже подозревал, что нелюбовь Витьки посещать лекции и практические занятия и послужили тем толчком к его исключению из института, а не «инспектирование помоек ».

• Вот по химии лекции писать надо, да и по физике желательно – продолжал разглагольствовать Коршунов. – Анатомию невозможно записать, по биологии тоже не успеете за лектором. Главное, ходите, не пропускайте занятия, и все будет в порядке. Да, еще надо сдавать «тыщи», вот без них тоже некуда, не получишь зачет – не допустят до экзамена.

«Тыщами» оказались иностранные тексты, которые необходимо было сдавать каждый семестр. Норма отпускалась по нашим меркам значительная – 15 –20 тысяч иностранных знаков за семестр. Мне - то было еще сравнительно легко, а вот тем студентам сельских школ, которые изучали иностранный язык еще до армии, половину уже забыли, часто и преподавателей не было в школах, особенно сельских, приходилось особенно тяжко. Из таких студентов у нас и сформировалась одна группа, изучающих французский язык. Это «студенты-переростки», давно закончившие школу, имеющие уже и семьи и своих детей. Им было без разницы, какой язык изучать, хоть китайский. Также и нам «студентам - недоросткам» было все равно, что сдавать, только у нас знания в иностранном языке были несколько свежее.

Причиной, по которой студентов исключали из института, являлись также и пропуски практических занятий. Пропустивший одно практическое занятие, обязательно должен был его отработать. Если студент не отработал одно пропущенное занятие, то его не допускали к следующему. Стоило студенту по- настоящему заболеть, то пропуски всего одной недели занятий вели к катастрофе. Без уважительной причины, не допускали к занятиям, и число пропусков накапливалось. Особенно свирепствовали на химии и относились безжалостно к тем студентам, пропускающим их занятия.

На кафедре химии висело изречение Д.И. Менделеева: «Врач без глубоких знаний химии, совершенен, быть не может!» Эта надпись настолько врезалась в мою память, что по прошествии стольких лет, я еще ее помню. Ассистенты кафедры химии полностью взяли на вооружение, этот афоризм и с успехом применяли его на практике. Отсев студентов из-за химии, особенно на стомфаке, был колоссальный.

Никогда не забуду одну из первых лекций по химии. Читала ее, кандидат химических наук, женщина средних лет. По фамилии нам лекторы никогда не представлялись, видно считали это дело ненужным. Это сейчас, любой лектор обязательно вначале лекции расскажет о своих заслугах и званиях и только потом начнет читать лекцию.

Студенты перед лекцией в аудитории всегда ведут себя очень громко, весело, с шумом рассаживаются, кто собирается писать лекцию - усаживаются ближе к кафедре, ну, а кто пришел ради того, чтобы не отметили пропуск, старается садиться где- нибудь в задних рядах. Правда, скрывать особенно нечего, лекции по химии писали почти все, так как кафедра посчитала, что в учебниках неправильно дают материал и спрашивала, только по лекциям. Если же студент начинал отвечать по учебникам на экзамене, за это он обязательно наказывался. Экзаменатор начинал дотошно выяснять, как он посещал лекции, требовал у лаборантов журнал с посещением лекций и если, не дай бог, были пропуски лекции, то обычно ставилась неудовлетворительная оценка. Ну, а стоматологический факультет, так он был на последнем счету у наших преподавателей- химиков, неизменно получал заниженные оценки.

Так вот, женщина-лектор (здесь, я не буду приводить ее фамилию), стремительно вошла в аудиторию, поднялась на кафедру и, я на всю жизнь запомнил ее слова.

• Вот посмотрите на эти лица, выражения этих глаз. На любой - другой факультет придешь, кругом студенты, как студенты, любо-дорого смотреть, умницы, а здесь на стомфаке одни дураки! Никакого проблеска ума и знаний в глазах. Одни тупость и невежество!

Вот так и началась наша первая лекция! Отношение к стоматологам со стороны преподавателей было крайне отрицательным, я бы сказал, хамским. Здесь необходимо еще пояснить, что согласно партийной иерархии, все кафедры в институте распределялись между факультетами. И на партийные собрания стоматологического факультета, согласно этому разделению, собирались кафедры химии, философии, три профильные стоматологические кафедры, физики, внутренних болезней, хирургических болезней. Надо сказать, что состав год от года менялся. В партийную ячейку стомфака, то добавлялись новые члены, то переводились в другую. Неизменно, оставались в составе каждого партбюро профильные кафедры: на стомфаке – стоматологические, на педфаке – педиатрические, на санфаке – санитарно-гигиенические и т.д. Ну, а те кафедры общего профиля, которые вели занятия со студентами первых курсов, постоянно тасовались и менялись своими местами.

Так вот, как раз в этом году и произошла, перегруппировка кафедр и химию прикрепили к стоматологическому факультету, отделив ее от санитарно – гигиенического факультета. Видно нашим «химикам» это было не по душе, и они срывали злость на студентах.

А вот о качестве лекций ничего плохого мы не могли сказать: читались с такой скоростью, при которой можно было все записать. И главное, лекторы никогда не пользовались конспектом, все читалось по памяти и ровно 45 минут, после которых следовал десятиминутный перерыв и опять 45 минут беспрерывного чтения. Бывало, записывали тему следующей лекции, несколько предложений и лекция заканчивалась.

Никогда не забуду прекрасного лектора Василия Никитича Шаповалова. У него была своеобразная манера чтения, но вот как он заканчивал лекции, ни один лектор по оригинальности с ним не мог сравниться. Ближе, к завершению лекции, Василий Никитич постепенно сходил с кафедры, медленно приближался к выходным дверям из аудитории и, не останавливаясь ни на мгновение, открывал дверь и уходил из аудитории.

Как это выглядело. К примеру, не уточняя, дословно смысл лекции.

• …на этом реакция гидролиза заканчивается…, - Шаповалов подходит к двери, чуть приоткрывает ее, делает шаг к выходу и уже из коридора - … лекция закончилась. До сви-да-ния! –

Шум шагов затихает в коридоре, аудитория, вначале, несколько секунд сидит в недоумении, кто-то продолжает дописывать в тетради, а кто- то, подняв голову, уже озирается вокруг и не может понять, куда скрылся лектор. Потом раздается смешок, другой и все дружно начинают смеяться. Когда уже мы все привыкли к таким действиям нашего уважаемого лектора, то уже не смеялись, а по началу, для нас это было довольно неожиданно.

Наказывали за любую провинность. Но об этом позже. Мне же, как старосте пришлось особенно первые дни нелегко.

«Слуга двух господ». Это изречение касалось, нас старост. Надо, чтобы были хорошие отношения и с группой, а также быть на хорошем счету и в деканате. Вот и повертись!

Сейчас, видно студенты и не знают, что в одну из обязанностей старост входило подавать рапортички во время лекций – отмечать всех отсутствующих.

Надо сказать, что посещение лекций было строго регламентировано, попробуй, пропусти больше трех лекций, за это шли большие штрафные санкции. Снимали со стипендии, объявляли выговора, выгоняли из общежития, исключали из института.

Поэтому от старосты зависело, сколько же любой из студентов пропустил лекций. Ну, на первом - втором курсах особых пропусков лекций не было. Это старшекурсники посещали занятия, как попало, а мы первокурсники боялись гнева деканата. Ну, конечно были и у нас пропуски, но они не носили лавинообразный характер.

От чего спросите вы, зависела посещаемость студентов лекций? «Непреодолимая тяга к знаниям, овладение в большом объеме навыков своей профессии, любовь к предмету, к лектору, ответственность перед государством за его заботу? – скажите вы. Да, чушь собачья. Какая ответственность? Какая любовь? Какая забота? Только страх перед деканатом, что за пропущенные занятия могут и жестко спросить и выгнать из института. И загремишь, ты как миленький в Советскую Армию. И будешь два года служить отечеству на благо государству, выполняя все уставные приказания старослужащих и своих командиров, а не сидеть в белом накрахмаленном халате в аудитории и слушать рассуждения лектора о гидролизе буры и строении инфузории- туфельки.

• Что движет солнце и светила? А студента на занятия? – спросите еще раз вы, и получите один ответ, - Страх. И еще раз страх.

Вот с такими убеждениями мы и начали свои занятия. Первая практика. Первая лекция. Первая рапортичка. Сколько же еще их будет, было даже трудно сосчитать. А эти сплошные переезды из одного корпуса в другой. Вся учеба студента-медика была построена так: вначале необходимо было отсидеть два часа на лекции в Главном корпусе, а потом ехать в Нефтяники на физкультуру и отзанимавшись, набегавшись снова возвращаться обратно.

Занятия, как начинались с 8 часов утра, так и продолжались до самого вечера со сплошными переездами. С автобуса на троллейбус, с троллейбуса на трамвай, а там пешком, да еще бегом, боялись опоздать даже на одну минуту. Да и преподаватели не принимали никаких оправданий. Давался на переезд 40 минут, а за это время нужно было снять халат, сесть в автобус, доехать, снова раздеться, потом снова надеть халат и бегом в аудиторию. А еще надо где-то перекусить, в расписании это совсем не учитывалось. Вот тебе и гастрит вместе с язвой желудка. К пятому курсу половина курса уже болели этими заболеваниями.

Да, самое главное, каждый преподаватель считал, что его предмет самый главный, самый нужный в формировании профессиональных навыков врача-стоматолога. Как, я уже говорил, химия считала, что без ее знаний невозможно сделать нормального врача. И этот «фильтр» исправно работал – массово выгонял всех несостоявшихся студентов.

Нашей «классной дамой» на первом курсе была старший преподаватель кафедры химии Галина Константиновна Писчасова. В те времена, в каждой студенческой группе, в обязательном порядке прикреплялся руководитель, с которым мы встречались каждую неделю и отчитывались перед ним в своих успехах и неудачах. Проводились политинформации, предпринимались попытки для культурных совместных программ: поход в театр, кино, цирк, но дальше этих попыток дело не пошло. Да, к тому же, Галина Константиновна, вела у нас занятия по неорганической химии и если она кого – либо невзлюбила, то старалась от этого студента избавиться. Под ее «пресс» попали и два наших одногруппника: Витя Коршунов и Юра Шкандратов. Если первый уже проучился один год в институте и знал все ходы и выходы, то другой поступил после окончания школы в одном из районов нашей области.

И надо же было им так наплевательски относиться к химии. Постоянные опоздания и пропуски занятий и лекций сыграли драматическую роль в их судьбе. Ну, а студента за что в основном ругают – за пропуски. Если двойки еще можно объяснить простым незнанием учебного материала, то пропускать занятия можно только по одной уважительной причине – болезни. Естественно у наших горе-студентов, двоек было, как говорится «выше крыши», а пропуски тоже были. Но немного.

И вот наша «классная дама» решила от них избавиться задолго до сессии, и самое главное добилась, с нашей помощью. Мы еще не знали, что решение группы в отношении того или иного студента, являются веским аргументом в судьбе любого студента. Но обо всем по - порядку.

Проучились мы всего-то немного. Первый сентябрьский месяц, до половины октября, пробыли на уборочной. Вернулись, стали заниматься, постепенно втянулись. Та первая неделя в сентябре, до уборочной, как-то и трудно было назвать учебой: нам больше начитывались лекции, и частично были практические семинары по отдельным предметам. Самая обычная вводная неделя, чтобы студенты разобрались, где какие находятся аудитории, сколько времени понадобится на переезды, где можно быстро перекусить или закусить, в перерыве между лекциями.

И уже первый месяц учебы показал, что всех студентов можно разделить на несколько групп:

1. Умные и всегда готовившиеся к занятиям – «зубрилки».

2. Умные и время от времени, заглядывающие в учебники – «разгильдяи» (есть более емкое слово – «распиздяи»).

3. Дураки, но с элементами тяги к знаниям – «деревня».

4. Полные дураки – ни тяги к знаниям, а если бы и тянуло, то все равно ничего бы не понявшие из всех этих мудрых учебников – «по направлению из деревни» и определенной области, которым был обязан институт подготовить специалистов

5. Демобилизованные из армии - «армейцы», включали в себя все вышеприведенные группы.

6. «Общественники» - были и дураки и умные. Чаще первые.

Пусть на меня не обижаются деревенские ребята и девчата с успехом, закончившие мединститут и прекрасно работающие в здравоохранении, но это было мое чисто студенческое разделение всех студентов нашего курса.

В - первых двух группах были ребята и из деревни и из города. К старшим курсам это условное разделение сглаживалось, так как за три курса, все наши профильные кафедры, почти избавлялись от третьей и четвертой группы. Ведь недаром гуляла в институте студенческая истина:

«Будешь хорошо учиться – будешь хорошим врачом!

Будешь плохо учиться – будешь главным врачом!»

Наша группа, в основном состояла из второй группы, и один был «армеец» – представитель пятой группы. Так вот и Витя Коршунов, и Юра Шкандратов, как представители «распиздяйского» братства и попали под карающий меч Галины Константиновны.

Витя, как студент со стажем, был убежден, что до сессии его никто не выгонит. Но не тут-то было. Заполучав уйму двоек по химии, наша прекрасная парочка, вывела из себя «классную даму». Собирает Галина Константиновна групповое собрание, на котором каждый студент должен был в обязательном порядке высказать свое мнение по поводу успеваемости наших товарищей. Естественно, что и на других предметах, у них дела были не блестящи. Выслушав, каждого студента, Галина Константиновна задала вопрос:

• Ну и, что мы с ними будем делать? Ограничимся групповым порицанием, объявим им выговор с занесением или отдадим дело в деканат, и пускай они там сами решают, что с ними там делать?

Никто из ребят не хотел, чтобы нашим товарищам объявляли выговор, да еще куда-то с занесением. В нашем понимании, выговор это было очень тяжелое наказание. Поэтому, думая, только из лучших побуждений, мы решили помочь ребятам и отправили дело в деканат. Оформили протокол, староста, комсорг и профорг под ним подписались и с легкой совестью разошлись. Галина Константиновна согласилась сама передать этот протокол в деканат. Ну, а мы все и успокоились. Не знаю, что там и наговорила наша классная в деканате. Не прошло и недели, как мы узнаем, что наших Витю Коршунова и Юру Шкандратов за систематические пропуски занятий и плохую успеваемость, по ходатайству самой группы, исключили из института.

После этого известия, мы всей группой рванули в деканат. В то время, там заместителем декана был доцент Анатолий Николаевич Косачев, сам по профессии хирург, основатель впоследствии кафедры детской стоматологии и просто прекраснейший человек. Он отвечал за первые курсы, принял нас и спросил:

• Ребята и кто же вас надоумил направлять дело на разборки в деканат? Вы, что там обалдели? Что, не смогли сами вынести в группе провинившимся студентам порицание? Разве вы не знаете, что деканат, если ходатайствует и просит о студенте группа, может только одно принять решение – исключить студента из института. Сегодня состоялся ректорат, на котором был зачитан ваш протокол собрания. Членам ректората, если их просит вся группа принять решение по поводу нерадивых студентов, может только одно вынести решение: «Исключить из института», что и было ими единогласно принято. Вы своими руками решили судьбу своих товарищей.

Только тогда до нас дошло, что какими дураками мы были. Сами не наказали своих студентов, взвалили это на плечи деканата и вот такой, оказался печальный результат. Этот случай заставил нас по-другому смотреть на обстановку в институте.

Да, это была не школа, где каждого двоечника тянули, как могли, лишь бы он не портил среднестатистические показатели по успеваемости. Больше мы, ни по какому вопросу не обращались к нашей «классной даме». Боялись от нее подвоха, да и она особенной любви к нам не испытывала. Ведь мы были будущими стоматологами, а значит ущербные изначально, по своей сути.

Отношения у нас с нашей Г.К. Писчасовой стали натянутыми, и она не слишком нас приветствовала, что выражалось и в оценках на практических занятиях и на результатах сессии.

Так уж получилось, что когда на одном из самых первых занятий, я вышел к доске и стал писать формулы химической реакции, небольшая заминка была расценена нашим преподавателем, как незнанием домашнего задания и была поставлена первая и единственная двойка за все время обучение. В дальнейшем, все контрольные работы я неизменно писал на четверки и когда на экзамене по химии отвечал нашей классной даме, она сказала:

• Вот, как вы занимались, так и отвечаете, на тройку.

• У меня не было ни одной тройки за все время обучения у вас, -попытался я возразить, только четверки. Могу спорить, что я только одну двойку имел, да и ту исправил при отработке на четверку.

• Этого не может быть! – резко ответила Галина Константиновна, - какую вы оценку имели в семестре, то ту и получите на экзамене. Сейчас старший лаборант, принесет журнал и вы убедитесь, что я права.

Через несколько минут лаборант принес журнал, наш преподаватель, открыла нужную страницу, что-то усердно читала, а потом после некоторого раздумья с раздражением сказала:

• Странно, и правда, у вас Попов общая оценка за семестр стоит четверка. Придется ставить и за экзамен четверку.

Так был сдан первый экзамен.

Кстати, эта четверка, была в группе еще у двоих человек, остальные кое- как натягивали на слабую троечку. Вообще на экзаменах наша «классная дама» отвела душу – понаставила семь двоек, две четверки и две тройки. Наши двоечники пересдавали химию до самой весны. Никого не отчислили больше, но эта задолженность сильно потрепала нашим ребятам нервам, не говоря уже о том, что лишила их стипендии – 28 рублей в месяц. Какие – никакие, а это были деньги, на которые многие студенты в общежитии и жили, да еще успевали вместе со всеми веселиться и учиться.

Студентам, проживающим в общежитии этих денег хватало с лихвой. Им из деревни родители привозили картошки, сала, овощей, и они сами готовили себе пищу. Коронным блюдом считалось жареная картошка на сале. Эту еду мог любой студент приготовить, ну, а старшекурсники варили себе различные супы и борщи. Хлеба было достаточно в магазинах, стоил он очень дешево: булка серого хлеба 16 копеек, а белого – 20 – 24 копейки. Того изобилия, что мы видим сейчас в любой пекарне, конечно же, не было. Ну, может, какой-нибудь батон для чая или сдобная булочка. Пакет молока стоил 14 копеек за пол-литра. И студенты, имеющие подпитку из деревни, неплохо жили на стипендию, на эти несчастные 28 рублей. Хватало и на водку и на вино. Пиво раньше было в большом дефиците.

Сам процесс приготовления пищи занимал несколько часов и в этом процессе, участвовала обычно вся комната – четыре человека. Если один чистил картошку, то другой обычно все время находился на кухне и сторожил. Часто бывали такие случаи, что в самый последний момент кастрюлю с готовой едой просто воровали, а потом уже пустую подбрасывали. Или, если никто за варевом не следил, то половина содержимого безжалостно съедалась, тут же на кухне, в крайнем случае, вылавливались крупные куски мяса и они, так же бесследно исчезали.

Поиски пропавшей еды ни к чему не приводили, так как укравшие, затаившись в своей комнате, пережидали розыски потерпевшими, а потом уже съедали весь приготовленный ужин.

Холодильников в те времена, не могли себе позволить студенты, и все продукты хранились в сетке, вывешенной на улице. Студенты- мужчины стомфака жили на втором этаже, а девчонки на третьем. Лечебники, же проживали на четвертом и пятом этажах. Так вот умудрялись снимать сетки с продуктами, не только со второго или третьего этажа, но и с четвертого и пятого. Как их снимали, приходилось только догадываться. Но были мастера, которые забрасывали петли, а другие каким-то невероятным способом просто срезали сетки.

Когда же заканчивались продукты, то лучшей закуской считались свиные поджаренные шкварки с хлебом. Для студентов же главное было, это собрать побольше денег на выпивку, а уж о закуске можно было и не думать. «Гонец» обычно несся в магазин за вином. Сорта вин разнообразием не отличались: «Рубин», «Южное», «Вермут» и «Солнцедар» – студенческие бормотухи.

Впервые мне пришлось выпить в общежитии, в конце первого курса, куда мы с друзьями пришли в гости к своим согруппникам. Принесли, как порядочные, вина, а вот о закуске и не подумали. Но нас успокоили, что закуска будет. Через некоторое время в комнату занесли сковородку, полную поджаренных шкварок, скворчащих в горячем жире. Хлеб раздобыли в соседней комнате, всем поровну, по-братски разделили, и началось пиршество. Налив по полстакана «бормотухи», каждому по кругу передавали, а сковородку поставили посредине стола. Выпив свою дозу, студент брал кусок хлеба и макал в сковородку. Весь кусок, смочившись в горячем свином жире, отправлялся в рот. Тогда казалось, что лучше закуски и не бывает.

Каждый из выпивающих, зорко смотрел за действиями товарища, чтобы тому больше сала в рот не попало. Ну, а на второе, после опустошения свиного расплавленного жира, были шкварки, хрустящие, ароматные, тающие на зубах. Во время этой выпивки, мы впервые и познакомились с пятикурсником, мирно почивавшим на кровати с учебником в руках и проснувшимся в тот момент, когда мы стали разливать вино. Да, это был прославленный пятикурсник – Петя Максименко, или Петя Макс, как его звали друзья.

Обладая феноменальной памятью, Петя Макс готовился к экзаменам следующим образом. Достав, в последний день перед экзаменом учебник, в тот раз это был учебник по педиатрии, удобно, расположившись на кровати, Петя начинал подготовку к экзамену. Без всяких экзаменационных вопросов, он, начиная, с первой страницы, просто перелистывал страницы, задерживаясь на каждой не более двух-трех минут. В зависимости от объема учебника, Петя Макс успевал подготовиться к экзаменам за 2-3 часа. Особенно успешно готовился Петр тогда, когда у него была выпивка.

В этот раз ему безумно повезло. Пропив, все деньги Макс, не рассчитывал, что ему этот экзамен придется учить в сухую. А тут первокурсники принесли вина. Налили мы ему стакан, а он мечтательно так произнес:

• Эх, с таким прекрасным красным виноградным вином любой экзамен можно сдавать только на «отлично»! Я уже думал, что и не смогу подготовиться. Вот, уж спасибо, ребята, пребольшое!

Залпом, выпив содержимое стакана, закусив куском хлеба с салом, Петя принялся дальше за изучение предмета, отрываясь от учебника, лишь только для принятия очередной порции вина.

Самое, что интересное, экзамен тот, который вместе с нами «учил» Макс, он сдал как всегда на пятерку. Все-таки умный был студент! Но вот после сдачи, последнего государственного экзамена, ему сильно не повезло. Получив диплом, Макс так усиленно, отмечал это жизненно важное событие, что потерял свой диплом. Куда-то он его засунул, а вот найти долгое время не мог. Чем кончилась эта история, я так не узнал. Говорили, что впоследствии он его нашел, но вот подробности мне неизвестны.

Вот так и начиналась наша учеба в стенах Омского медицинского института.