Изнасилование старухи
В этом году уборочная компания затянулась как никогда. Студенческие сельхозотряды нашего института отправили традиционно в один из районов области. Дочка одного из секретарей райкома партии в это время обучалась в нашей «альма матер» и отец её все силы приложил, чтобы его любимое чадо отдыхало дома, а не лазила по грязи в родном районе. Правда, она особо и не лазила, просто жила у папеньки с маменькой, выполняя функцию координатора студенческих отрядов, прямо в родительском доме. Поэтому весь наш факультет и был распределен по многочисленным хозяйствам именно этого района. Когда дочка уже закончила институт, все равно наш факультет продолжали посылать в этот же район по традиции, где студенты помогали собирать урожай.
Уже с первых дней сентября погода не заладилась. Шли затяжные, проливные дожди. Дороги все были размыты, грязь стояла непроходимая и в этих условиях комбайны стояли на приколе, дожидаясь солнечных дней. Студентов из-за дождей вначале не хотели отправлять на уборочную, так как в дождливую погоду в деревне было делать нечего. В Обкоме партии целую неделю решали начинать занятия в вузах или нет, но по прогнозам синоптиков вторая и третья декады были обещаны сухими и поэтому нас всех автобусами развезли по хозяйствам.
От стен главного корпуса, после напутственной речи ректора, декана и секретаря парткома, всех студентов загрузили в автобус и в сопровождении районных машин ГАИ, колонной выехали в районный центр. Было ощущение, что отправляют детей в пионерский лагерь, только дети в дороге не пили, в отличие от студентов.
По прибытии в районный центр, нашу колонну встретили первый секретарь райкома партии, председатель райисполкома, местный начальник сельхозуправления и представители совхозов и колхозов. Тут же на площади стихийно возник митинг, где выступающие надеялись, что студенты помогут убрать местному населению богатый урожай. Здесь же происходила окончательная сортировка распределения студентов по центральным усадьбам и отделениям совхозов. От каждого факультета был свой руководитель на подразделение совхоза. В некоторые хозяйства иногда направляли по два или три руководителя. Все зависело от режима работы студентов. Если студенты выходили в ночную смену работать на зерноток, то и руководитель должен находиться рядом с ними. Опека была над студентами чрезмерной.
Третий трудовой семестр. Неизвестно, кто и когда придумал это словосочетание. Но во всех вузах понятие «уборочная компания» была неразрывно связана с этим учебным процессом высшей школы.
Это время, начало семидесятых, конец восьмидесятых годов, характеризовалось все усиливающимся дефицитом товаров первой необходимости, по «сверху» спускаемым указаниям, плановым заданиям и прочим разнарядкам. Страна пребывала в постоянных партийных пленумах, конференциях и других многочисленных собраниях.
Сентябрь-месяц все студенты без исключения работали в деревне и помогали местному населению убирать картофель, перерабатывать зерно на току, ремонтировать животноводческие помещения и вести самую настоящую сельскую жизнь. В отличие от местных жителей, которые клали на работу в колхозе или совхозе, а занимались своими приусадебными участками.
В каждом райкоме партии моментально организовывался штаб уборочной кампании, где денно и нощно координировались все действия институтских сельскохозяйственных отрядов. Город пустел. Троллейбусы с трамваями ходили переполненными, ведь все автобусы отправили помогать в уборке урожая – перевозить до колхозных полей и огородов трудоспособное городское население. В самом лучшем положении находились только водители этих самых автобусов. Пока студенты собирали морковь или картофель, они отсыпались в своих кабинах и воровали мешками, собранный урожай и прятали в потаенных местах своих транспортных средств.
Наша сельскохозяйственная зона долгое время была одной из самых благополучных и передовых в области. Время гастарбайтеров еще не наступило, в области работали немногочисленные строительные бригады из Армении, Белоруссии, Чечни и Ингушетии. Основная нагрузка по строительству капитальных объектов лежала на плечах бойцов строительных отрядов. И часто выходило так, что пока еще не все строительные отряды покидали свою зону, на их место приезжали сельскохозяйственные отряды. Если стройотряды брали меньшим числом и умением, то сельхозотряды огромным количеством студентов. Каждый директор совхоза или председатель колхоза стремился заполучить наибольшее количество студентов. Они уже знали, что толку от этой большой разноликой массы будет мало: постоянные болезни, нежелание работать, откровенный саботаж. Но на сто человек обязательно найдется двадцать хороших студентов, не отказывающихся от работы.
Пока устраивались на месте, пока получали кровати, матрасы, подушки, простыни наволочки, дождь лил не переставая. Уже всем порядком надоело от безделья месить грязь и постоянно быть мокрым с головы до пяток. Но вот дожди стали идти все реже и реже. Наступила хорошая солнечная сухая осенняя погода.
Управляющий отделения совхоза, радостный приехал на старой кляче с тележкой и стал распределять студентов на работу. Часть попала работать на ток в две смены, других отправили копать картошку, двух девчонок отправили работать на кухню в столовую, а меня и еще несколько ребят, посильней и повыносливей определили разгружать и перебирать картофель на складе.
Суть нашей работы заключалась в следующем. Когда приходила тележка с картофельного поля, мы должны были разгрузить мешки, отсортировать картофель и растащить его по разным клетушкам на овощехранилище.
Мелкий картофель шел на корм скоту, а поврежденный отправлялся в столовую, где его быстро употребляли по назначению. Целые клубни рассыпались по полу, тщательно сушились и складировались для семенного фонда. Как нам рассказала весовщик на складе, этот сорт картофеля директор совхоза привез, несколько мешков, прямо из Голландии и захотел его развести в промышленных объемах. По крайней мере мы его несколько раз видели на складе, он все интересовался этим картофелем и восхищался его формой и цветом. На вкус, мы уже позже определили, когда пекли ее в золе, он на самом деле был превосходный.
После продолжительных дождей весь картофель был мокрый и грязный, с комками земли. Приходилось его рассыпать по бетонному полу и осторожно деревянной лопатой перемешивать. В поле его сушить было нельзя, было кругом сыро, а если свалить всё в кучу, то он бы до Нового года весь бы сгнил. Агроном совхоза постоянно следил за нашей работой и давал советы, как все делать правильно. На других складах весь картофель валили в общую кучу, не разбирая, где он благополучно гнил. Наш же сорт с высокой урожайностью и устойчивостью ко всяким картофельным болезням, холили и лелеяли и охраняли от всяких мелких совхозных воришек. Всё население совхоза уже перебывало на нашем складе и украдкой тащило по два-три клубня. Об этом знал и директор, и управляющий, но усиленную охрану не вводили, рассудив, что таким образом, вся деревня разведет этот отличный сорт на своих подворьях и меньше станут воровать совхозного добра, потому, что и своего не будут знать куда девать.
Мы же искренне завидовали тем совхозным рабочим, работающих на соседних овощехранилищах. Они целый день валяли дурака, а нам же приходилось постоянно эту «голландочку» перебирать, сушить и таскать из одного конца склада в другой.
Рядом с нашим картофельным складом находилась совхозная конюшня. И управляющий нашего отделения волей-неволей каждый день к нам заходил, ему надо было запрягать свою кобылку и контролировал нашу работу. Старая кляча потом оказалась мерином, но на этом наши познания в сельском коневодстве и закончились.
Сортировка и разгрузка картофеля продолжалась бесконечно. Она даже нам ночью стала сниться. В редкие минуту отдыха, а это когда шел дождь, мы заваливались спать в дальнем углу хранилища, сделав там из досок наподобие нар или играли в карты. Местное население к нам относилось снисходительно, может жалели нас. Но постоянно подкармливали продуктами, принесенными из дома. Молоко, сметана, масло, сало – все эти продукты моментально съедались. Хоть и кормили в столовой на убой, ешь сколько хочешь, но через месяц интенсивной работы, каждый из нас похудел на несколько килограмм.
Стали к нам приходить в гости молодые конюхи, пастухи, освобожденные от работы в связи с непогодой. Так мы постепенно и познакомились со всеми работниками конюшни, которые постоянно были пьяными или ходили навеселе.
В один из таких ненастных дней к нам на склад пришел молодой пастух, Колька, как он представился нам, с десятилитровым бидоном браги. Накрапывал дождь, вряд ли кто в такую погоду собирал картошку и мы, удобно расположившись в нашем дальнем углу склада выпили весь этот бидон, под скромную закуску, лук да чеснок с помидорами и куском сала за два часа. С улицы нас не было видно, а вот мы видели всех входящих на склад. Кинули жребий на пальцах и послали гонца за вином и водкой.
В те времена застойного социализма очень популярно было плодово-ягодное вино по цене один рубль десять копеек за пол-литра. Его еще называли «Гамыра» или «Гамырка». Откуда пришло это название, никто толком и не знал, но после опустошения бутылки на дне всегда оставался осадок, толщиной с палец, с неприятным винным запахом. Это вино било по мозгам не хуже спирта и являлось очень популярным среди местного населения.
В сельмаге на верхних полках стояли вечно запыленные бутылки марочных вин, «кислятина», по мнению сельчан. То вино никто не брал, дорого, да и толку мало, а вот «Гамыра» в самый раз. Если же родственники из города приезжали, то скупали болгарские и венгерские вина целыми ящиками. Но видно в свое время много привезли импортных вин и они в деревне никак не кончались.
Когда мы добавили «Гамыры», наш Колька совсем отключился, да и мы были хороши. Закрыли склад на замок и отправились по своим местам проживания. Дождь к вечеру еще больше усилился, картошки не предвиделось и перепачканные в грязи кое как добрались до ночлега.
Утром проснулись с больной головой и после завтрака отправились на склад. Там нас поджидал Колька с лошадью. Он мне сказал, что я хотел с ним покататься на лошади. Для меня это было приятной неожиданностью, ничего не помнил, но взяв две бутылки «Гамыры» мы с ним отправились верхом. Я водрузился сзади на лошадь, а Колька пустил лошадь в галоп. Как я с нее не свалился одному Богу известно. В этот день наш пастух должен был пасти с напарником домашний скот. Стадо уже давно ушло, но Колька ждал меня, так как хотел выпить и опохмелиться.
Прибыв на пастбище, Колька с напарником выпили разом все вино, а мне разрешили кататься на лошади, сколько я захочу, хоть до самого вечера. Ну, я и катался. Старый мерин еле передвигал копытами и убыстрял свое движение, только когда я его пинал по крупу ногами, а так он еле передвигался и мотал в разные стороны головой. Так незаметно я уехал до ближайшего леска, изрядно намяв себе бока и промежность. Слезть с мерина я не мог, так как боялся, что обратно уже не заберусь самостоятельно. Обратно уже приехал на автоматизме. Стадо коров разбрелось по всей округе, а пастухи спали под березой. Еще при подъезде, метров за сто, заметил милицейский уазик, ехавший в том же направлении, что и я.
Так получилось, что приехали мы почти одновременно. Я кое как слез с лошади и не мог сдвинуть ноги вместе. В раскорячку стоял у лошади. В этот момент из уазика вылез милиционер и направился к нам.
- Кто здесь из вас Николай Ряполов? – спросил он и вопросительно посмотрел на меня, изучая своим подозрительным ментовским взглядом, - ты, что ли?
- Нет, я на уборочную приехал, студент, - ответил я ему, а сам лихорадочно думал, зачем ему понадобился Колька.
В это момент открылась задняя дверца машины и из нее показалась фигура древней старухи, худой, сгорбленной, не меньше восьмидесяти лет от роду.
- Нет, не этот, - прошамкала она своим беззубым ртом, - тот вон в хуфайке, черный, под березой лежит, - закричала она, - ага, попался насильник! Щас тебя в кутузку посадят на пятнадцать суток.
- Тут пятнадцати суток не хватит, - сказал милиционер, - бери больше бабушка, если всё подтвердится.
Я в недоумении стоял и не мог понять о чем идет разговор. Кого Колька успел снасильничать? Но, милиционер, как будто прочитал мои мысли.
- Вчера ночью, вот это тип, - и показал рукой на Кольку, - изнасиловал бабушку, прямо на скамейке возле ее дома, в особо извращенной форме. Заставил ее еще и сосать свое хозяйство. Вот же, дурак.
- Так он же вчера, поздно вечером ушел от нас совершенно пьяный, - заметил я, - и когда он успел изнасиловать эту стару…. бабушку, - поправился я, - ему что девок деревенских мало?
- Вот и я о том же. Мы сейчас у этого деревенского дурака и спросим, - и двинул Кольку по шее, - ведь на восемь лет загремишь сучонок.
- А я ничего и не помню, - промямлил горе-насильник, - ведь пьяный был, - а потом добавил, - бабка и не сопротивлялась.
- Да, как с таким бугаем справишься, - запричитала старуха, - хорошо хоть живой оставил, у меня сейчас все внутри горит, да еще в рот мне сувал свой хрен. Вот же позор на всю деревню. Можно сказать чести меня лишил. Срам-то, какой! Как мне теперь с дедом жить.
- Это точно, позор, - почесал затылок участковый, и, повернувшись ко мне не слышно добавил для других, - ты бы видел, как дед возмущался, больше чем бабка. Теперь парня точно засадят. Бабка может никому и не сказала, а вот дед, так раскипятился…. И уже к Кольке, - ну так вот собирайся и поехали.
- А, как же коровы? – промямлил Колька.
- Забудь про коров на несколько лет, - с этими словами милиционер открыл заднюю дверцу уазика с решетками и посадил туда нашего Кольку.
Позже мы узнали через несколько месяцев, что получил Колька восемь лет лагерей, хоть старуха и забрала с дедом свое заявление.
Вот так мы и попили бражки с гамырой, перебирая элитную картошку на складе.
|
